18.01.2018 20:10
Просмотров: 489
На The Village появилась новая рубрика «Дом, в котором», где, в отличие от «Где ты живешь» и «Где ты работаешь», мы будем рассказывать не об известных всем открыточных домах, а о незаметных зданиях Москвы с интересной судьбой и архитектурой.
В октябре 2017 года дом № 14 в Старокирочном переулке, где до революции находился приют для престарелых женщин, перекрасили из желтого в черный. Постройка сразу стала новой достопримечательностью Басманного района. Не только благодаря свойственному скорее Голландии или Германии цвету, но и из-за самоорганизации местных жителей, отказавшихся от покраски дома в нехарактерный для него исторически желтый цвет. The Village узнал, с какими трудностями столкнулись жильцы при перекраске дома, что по этому поводу думают москвоведы и как на новый цвет отреагировали соседи и чиновники.
Текст
Фотографии
АРХИТЕКТОР: неизвестен
АДРЕС: Старокирочный переулок, 14
ПОСТРОЙКА: 1910 год
ВЫСОТА: 4 этажа
КОЛИЧЕСТВО КВАРТИР: 6
СТИЛЬ: эклектика / кирпичный стиль
Четырехэтажное краснокирпичное здание построили в 1910 году. До революции оно было включено в комплекс построек в Старокирочном переулке, получившем свое название от располагавшейся там до пожара 1812 года лютеранской кирхи. Этим комплексом управляло Московское городское попечительство о бедных. В Старокирочном переулке, согласно справочнику «Вся Москва» за 1917 год, располагались столовая для бедных и Дом призрения (приют) для престарелых женщин. В инженерном плане Москвы 1937 года на этом участке изображены два кирпичных здания — двухэтажное и четырехэтажное. Вероятнее всего, в четырехэтажном здании был приют, так как он предполагал большое количество людей, а в двухэтажном — столовая. Сам комплекс в то время был окружен десятком одно- или двухэтажных частных домов.
После революции приют стал жилым домом с коммуналками. В 60-е годы все исторические особняки вокруг здания снесли для строительства трех хрущевок. Впрочем, с одной стороны от дома сохранился Лефортовский дворец, с другой — пусть и скрытый за заборами «Российских космических систем», единственный дошедший до нашего времени памятник петровской Немецкой слободы — дом Анны Монс XVII века.
По словам одной из жительниц дома, здание сохраняло свой первоначальный вид — фасад из красного кирпича без штукатурки — до 60-х годов. Затем его перекрасили в желтый цвет — и в таком виде дом простоял до 2017 года. «В 2008 году, за год до нашего переезда, дом признали ветхим и должны были снести, все нас этим пугали», — рассказывает работавшая с Норманом Фостером архитектор Тамара Карасева, которая вместе со своим мужем Павлом Кравченко инициировала перекраску дома. Для того чтобы избежать сноса здания, другой житель дома, бывший районный муниципальный депутат Евгений Павлов, предложил провести ремонт дома. В итоге здание отремонтировли и вернули в жилой фонд, а позже провели еще один ремонт — капитальный, который начали делать осенью 2017 года.
По словам Карасевой, жильцы хотели привести дом к изначальному виду, очистив его до кирпича при помощи пескоструйной обработки, «но, как выяснилось, это колоссальные деньги». Для этого нужно не только заплатить рабочим и арендовать специальное оборудование, но и полностью закрыть дом защитным коробом. В противном случае все окрестности покрываются кирпичной пылью. Однако уже после начала капитального ремонта жильцы выяснили, что в него входит и покраска фасада. «Как-то раз мы выходим из дома и встречаем парня-прораба, такого Эдика, — вспоминает Карасева. — Он выбирал цвет. Мы его спрашиваем: „А что, можно покрасить в свой цвет?“ Он говорит: „Ну, в общем-то, да. Проведите собрание собственников, и, если никто не будет против, покрасим в ваш цвет“».
Супруги решили, что это будет «голландская история, потому что мы, во-первых, любим Европу, а во-вторых, — в качестве протеста против желтого цвета». Прораб был не против. «Мы распечатали картинки Амстердама, сфоткали наш дом, в „Фотошопе“ обозначили белым оконные портики. Через месяц провели собрание собственников — всем понравилось». Карасева утверждает, что «они только потом осознали, какой мы выбрали цвет и что вообще происходит. Кто смог — подписал, и мы, радостно потирая ручки, пошли отдавать это прорабу. Получилось немножко темнее, но все равно красиво».
жительница дома, архитектор
Дом покрасили за два дня. И тут началась соседская буча. У нас есть дворовый чат в WhatsApp, где обсуждают шлагбаумы, кто чью машину поцарапал, кто не там припарковался и должен уехать до утра и так далее. Вот там они и начали писать «О-о-о, какой-то дом Дракулы!», местные бабушки стали набрасываться на меня, мол, черный цвет может плохо повлиять на детскую психику. В «Москва. Детали» были комментарии: «Боже мой, какой кошмар, как я буду смотреть сюда, мне страшно, вы не представляете, я-то смотрю на это каждый день!» Потом во «ВКонтакте» эта девушка, которая оказалась жительницей соседней хрущевки, написала мне: «Может, вы подскажете, как бы и нам дом перекрасить?»
ВЫСОТА ПОТОЛКОВ
САНУЗЕЛ
ПЛОЩАДЬ ЧЕТЫРЕХКОМНАТНОЙ КВАРТИРЫ
СТОИМОСТЬ ЧЕТЫРЕХКОМНАТНОЙ КВАРТИРЫ
Нас в принципе не любят, потому что у нас в квартире кирпичные стены, спрашивают: «А что у вас такое? Это не офис?» То есть у людей такое узкое сознание, что они не могут представить, что может быть так. Приходят соседи, говорят, какая красивая квартира. А ведь любая квартира в этом доме может быть такой. Просто надо приложить усилия.
На следующий день после перекраски нам разбили окно в машине. Кто-то связывает это с тем, что люди, которые здесь живут годами, решили отомстить тем, кто приехал сюда десять лет назад. Такой обряд инициации. Потом соседка, живущая наверху, сказала: «Да ладно, что вы, красиво же», — а бабушки, которые кричали «ужас, ужас», теперь водят сюда экскурсии, показать, что такой вот домик у нас есть. Привыкли.
После перекраски дома у жильцов также начались проблемы с чиновниками, которые сочли ее незаконной. Собрание собственников, на котором обсуждался этот вопрос, власти признали нелегитимным. «Как оказалось, это нужно сделать по определенному сценарию, недостаточно просто собраться и написать требования», — рассказала Карасева. По ее словам, сначала нужно было уведомить управляющую компанию о том, почему нужно перекрасить дом. Затем провести собрание жильцов, причем в соответствии с регламентом: предварительно письменно уведомив их о предстоящем собрании, записав протокол и отправив все эти документы чиновникам. «Если все за, то можно красить. Плюс у каждого района есть свой колористический паспорт, и, я думаю, что серого там нет точно», — говорит Карасева.
Она добавляет, что этот вопрос уже обсуждали жилищные конторы и штаб по капремонту Москвы: «Это прецедент — оказалось, что жители могут просто взять и покрасить свой дом в любой цвет». «Сейчас установилось подозрительное затишье, кажется, что в любой момент может кто-нибудь еще прийти. Так что все это еще в процессе», — заключает Карасева.
The Village также попросил рассказать о доме автора паблика «Москва. Детали» Дениса Бычкова, который впервые написал об этой истории, а также москвоведа, руководителя проекта «Моспешком» и одного из авторов Telegram-канала«Архитектурные излишества» Павла Гнилорыбова.
ДЕНИС БЫЧКОВ
автор паблика «Москва. Детали»
По мне, это очень сильный городской сюжет: во-первых, теперь дом выглядит обмереть как круто — особенно в ожерелье из желтой листвы; во-вторых, в этой истории для меня ценен тот факт, что все это случилось по инициативе жильцов. Они крутые, потому что не согласны жить по понятиям «красиво» от очередной тети Маши из местного ЖЭКа, сами собрались и сделали красоту. Благодаря этим людям, в Москве появилась новая достопримечательность. И это типичная московская история: огромного одновременно современного и одновременно древнего города, в котором постоянно что-то появляется и исчезает. Таких историй хотелось бы побольше.
ПАВЕЛ ГНИЛОРЫБОВ
москвовед, руководитель проекта «Моспешком», один из авторов Telegram-канала «Архитектурные излишества»
До революции кирпичные дома, как правило, не штукатурили, а оставляли голыми — исключения составляли дорогие доходные дома. В Москве и Подмосковье было очень много кирпичных заводов. А промышленную архитектуру, казармы, например, Морозовские в Твери, оставляли такими, какие они есть. Не для красоты, а чтобы сэкономить деньги. В качестве украшения там применялась имитация разных методов кирпичной кладки — и в целом получалось очень здорово. В советское время пришла новая практика: какую краску дал управдом или ЖЭК, в такую и красили. Мы помним послевоенную Москву по цветным фотографиям, она уже вся такая желтоватая, поэтому я могу предположить, что красить дома так начали в 40-е и 50-е, а дальше уже пошло по накатанной.
Цвета зданий до революции регулировались очень строго. Московское купечество очень любило неяркие, но очень чистые, свежие краски: слегка розовый, морская волна. Вся плитка времен модерна — фактически отображение той палитры, в которую красили дома. В желтый красить не дозволялось, потому что желтый — это цвет правительственных зданий; помните, у Мандельштама было: «Над желтизной правительственных зданий» и так далее. Вот эта желтизна, казарменность — она ассоциировалась с эпохой Николая I.
Эксперимент в Старокирочном, пусть это и не возвращение изначального цвета, мне кажется интересным и заслуживающим распространения. Очищать фасад дома до кирпича, как я понимаю, тут бы было очень дорого. Удачным примером я бы назвал дом на Крутицком Валу, который недавно привели в порядок, и там открылась его первоначальная фактура. Повторюсь, это дорого, а под капитальный ремонт чаще всего выделяются очень небольшие деньги. И приведение фасада в исторический вид зачастую — не самое главное, что нужно старым зданиям.
В Контакте: santandrey
По вопросам сотрудничества: reklama@anothercity.ru
Для ваших анонсов о ваших событиях и интересных местах: anons@anothercity.ru
По вопросам работы портала: admin@anothercity.ru