20.02.2017 12:55
Просмотров: 305
Этнолог Дмитрий Опарин и фотограф Антон Акимов выпустили совместную книгу «Истории московских домов, рассказанные их жителями» в рамках издательской программы Музея Москвы. Идея рассказать о московской архитектуре через истории обычных людей возникла, когда коллеги работали над схожей рубрикой в журнале «Большой город». Получившееся сочинение можно не только изучать на уроках москвоведения, но и брать в длинные пешие прогулки по городу. The Village поговорил с авторами о работе над книгой, любимых столичных постройках и планах на будущее.
АНТОН АКИМОВ
фотограф
Мы с Димой начали работать над рубрикой о московских домах в журнале «Большой город» в 2011 году. Но через года полтора-два поняли, что у нас набирается намного больше материала, чем может поместиться в журнал. Тогда и пришла идея создать книгу. Всего в «Историю московских домов» вошло 25 глав. Каждая рассказывает об истории одного дома через архивные и современные фотографии здания, а также воспоминания местных жителей.
Особенно мне запомнился дом по адресу Покровка, 4. Вообще, он довольно известный из-за галерей, которые расположены у него во дворе. А еще очень фотогеничный. Но для меня он важен в первую очередь тем, что там я впервые по-настоящему соприкоснулся с жильцами. Было лето, мы только начинали работу над проектом. Я много фотографировал, а потом к нам с Димой вышли жители нескольких квартир. Мы вместе стояли и просто общались. В тот момент я почувствовал себя частью этого дома, его истории. Думаю, это ощущение и сподвигло нас на продолжение работы.
Еще доходный дом Танеева на Большой Татарской. Честно говоря, мы были уверены, что, когда книга выйдет, его уже снесут. Но совсем недавно этот дом включили в перечень выявленных памятников культурного наследия. Мы были там несколько раз и могли наблюдать, как здание постепенно пустело, исчезали жильцы и появлялось все больше рабочих. В конце концов дом почти вымер, за исключением одной семьи. Это было очень трогательно.
Еще я очень люблю историю с домом-коммуной на улице Лестева, 18. Мы познакомились с семьей, которая жила там практически с момента постройки. Удивительно, что за все это время интерьер их квартиры почти не изменился — не было практически никаких признаков современности. Это касалось даже мелочей, например стационарного телефона с диском. Еще каждый день у них был дневной сон. Они выключали все телефоны, поэтому к ним никто не мог прийти в это время. Мне было интересно наблюдать за тем, как они сохраняют свой маленький уголок прошлого в таком быстро меняющемся городе, как Москва.
Для меня «Истории московских домов» — это книга скорее про город, который как бы есть, но как бы и нет. Мне было важно прикоснуться к той части городского пространства, которое обычно скрыто от большинства жителей. Я был бы рад, если бы кто-то заинтересовался этой темой и создал еще что-нибудь для сохранения истории Москвы.
Вообще, мы сделали около 40 историй, но остановились на 25, потому что иначе книга получилась бы слишком тяжелой и дорогой. Возможно, когда-нибудь мы доработаем оставшийся материал и выпустим вторую часть. Но пока нам бы хотелось выпустить книгу не о Москве, а, к примеру, о какой-нибудь деревне.
ДМИТРИЙ ОПАРИН
этнолог
Выбирая дома, которые войдут в книгу, мы руководствовались несколькими критериями. Во-первых, дом должен быть жилым. Хотя, конечно, у нас были отклонения от жанра. Например, мы включили в книгу дом на Мясницкой, половину которого занимает детский сад, а другую — рабочие из Киргизии. Также мы добавили общежитие Коммунистического университета национальных меньшинств Запада имени Ю. Ю. Мархлевского. Но ведь общежитие — тоже жилой дом, хоть люди и живут там временно.
Во-вторых, здание должно было быть построено до 1930 года. Дело в том, что мне интересны старые дома, ведь каждый такой дом имеет множество слоев. И чем здание старше, тем больше различных социальных, исторических и культурных слоев в нем можно найти. Вообще, неинтересных домов не бывает. О любом старом московском доме можно сделать книгу или главу в книге. Все зависит от подачи материала, качества работы с архивами, жильцами.
Кроме того, мне было действительно интересно делать истории не о звездных домах, а о тех, о которых я вообще ничего не знаю. То есть таким образом ты в некоторой степени приоткрываешь дом для самого себя: узнаешь, когда он был построен, кто в нем жил до революции, в советское время и сейчас живет, в чем его особенность.
Мы находили героев совершенно разными способами: через знакомых и в интернете. Иногда просто звонили в дверь. Или я подходил к людям на улице, если видел, что они гуляют с коляской или собакой недалеко от дома. Еще я ходил в Совет ветеранов, в ЖЭК. Что удивительно, так это то, что никто из людей не отказывался и не боялся. Хотя двое мужчин, которые ищут жителей старых московских домов в пределах Садового кольца, выглядят немного подозрительно. Тем не менее люди загорались нашей идеей, и потом уже мы сами давали им информацию о доме и даже иногда об их семьях.
Любимых домов у меня много. Но особенно интересно было работать над теми, о которых я вообще ничего не знал. Так, я очень люблю небольшой двухэтажный дом в 1-м Самотёчном переулке. С архитектурной точки зрения он не представляет никакой ценности, в интернете о нем ничего нет. Зато в архивах мне удалось обнаружить огромное количество информации, найти всех, кто жил в нем до революции, затем в 1920-е годы. Я даже познакомился с семьей, которая жила в этом доме с 1914 года. Кроме того, это один из двух Домов книги, который находится за пределами Садового кольца.
Еще я очень люблю дом на Пятницкой, 17 за то, в каком виде он сохранился: лестничные ограждения, плитка, деревянные резные двери в стиле модерн, квартира с лепниной на стенах и потолке, со старым камином, паркетом, дверьми и окнами. Степень сохранности и красоты этого дома меня поражала и поражает до сих пор. Плюс оба эти дома — новые для нашего проекта, мы не писали о них для журнала «Большой город», поэтому работа над ними велась с чистого листа, специально для нашей книги.
Для меня «Истории московских домов» — история о частном человеке, внимании к нему. А также о старой московской архитектуре, о старом русском городе, о сохранении архитектурного наследия. Причем не только того, которое поражает человека своей древностью, архитектурными особенностями или связью с историческими личностями. В нашей книге показана рядовая московская историческая застройка, которая составляет образ и атмосферу города, которую невероятно важно сохранять.
Мне кажется, книга получилась даже лучше, чем я ожидал. Благодаря фотографу Антону Акимову и дизайнеру Насте Яруллиной она вышла очень красивой. Это больше, чем какой-то путеводитель или краеведческая литература. Это настоящий фотоальбом с первоклассными фотографиями и отличным дизайном. Конечно, мне бы хотелось рассказать про большее количество домов и сделать книгу толще в два раза. И у меня до сих пор чешутся руки начать новую книгу или другой проект, связанный с московской архитектурой.
Если бы мне сейчас предложили сделать книгу, дали на это год и финансирование, я бы с удовольствием согласился. Мне было бы интересно поехать в Ярославль, Кострому или Вологду и сделать подобный проект. Также мне было бы интересно поехать в деревню. Я еще не работал в этом поле, и мне бы хотелось описать и открыть крестьянскую архитектуру — деревянную, дореволюционную. Потому что это тот культурно-архитектурный пласт, который в некоторой степени забыт всеми: властью, искусствоведами, историками архитектуры, хотя он хранит в себе много интересного.
Особенно мне интересна тема преемственности в деревне. В более отдаленных от Москвы областях много бабушек и дедушек до сих пор живут в домах, построенных их предками. Вообще, в деревнях линия, когда в одном и том же доме живут потомки его строителей, меньше прерывается, чем в городе, особенно в таком, как Москва — с постоянными разрушениями, перестройками и переселениями. Здесь найти людей, которые в течение долгого времени живут в одной квартире, представляется действительно большой сложностью.
Один из самых крупных конструктивистских комплексов в пределах Бульварного кольца был построен в 1929–31 годах в Петроверигском переулке по проекту архитектора Григория Данкмана, впоследствии репрессированного. Этот авангардный ансамбль создавался как общежитие Коммунистического университета национальных меньшинств Запада, располагавшегося в соседнем здании бывшего лютеранского Петропавловского училища. Университет появился в 1921 году и готовил политических работников из представителей европейских народов, в первую очередь населявших СССР. Были открыты польская, латышская, литовская, молдавская, румынская, немецкая и другие школы.
Общежитие начинается с полукруглого строения, первоначально стоявшего на сваях и служившего столовой, и продолжается вниз по холму почти до Солянки протяженными жилыми корпусами, прерывающимися цилиндрическими вертикалями, в которых размещены лестничные клетки. Предполагалось, что здание общежития станет одной из ключевых построек проектируемой по плану «Большая Москва» трассы «Кузнецкое полукольцо». План «Большая Москва» был разработан в 1921–25 годах. Планировалось расширение города и разделение столицы на четыре концентрические зоны — деловую и жилую; промышленную; садовую и жилую; оградительную и лесную. «Кузнецкое полукольцо» должно было стать дублером Бульварного внутри деловой и жилой зоны. Однако в 1935 году был утвержден сталинский Генеральный план, а через год прекратили свое существование все Коммунистические университеты, и здание общежития получил Московский институт иностранных языков (сейчас Московский государственный лингвистический университет).
В 1929 году в журнале «Строительство Москвы» был опубликован отзыв жюри о победившем проекте Григория Данкмана: «Общая конфигурация плана проста. Корпус общежития, состоящий из трех элементов-секций, поставлен так, что обеспечивается достаточная освещенность всех жилых помещений солнечным светом и получается достаточное место для насаждений цветников и устройства физкультурной площадки. По массам фасад разрешен удачно, кроме фронтона, выходящего на Петроверигский переулок. В этом месте как трактовка входа, так и равно обработка стены неудовлетворительны».
ДЖОЗЕФИНА КРЕЙВЕНАС. Родилась в 1917 году в городе Гудзон, штат Массачусетс, США. Преподавала в Московском институте имени Мориса Тореза.
«Мой отец Крейвенас Иосиф Адамович учился в Коммунистическом университете. По национальности он был литовцем. Папа приехал в Москву в 1927 году из США с группой товарищей — американцев разных национальностей, чтобы помочь в строительстве коммунизма. Я приехала со своей мамой в самом конце сентября 1933 года. В общежитии в Петроверигском еще, в общем-то, никто не жил: там продолжались отделочные работы. Все выходные осенью и зимой 1933–34 годов мы с папой и другими студентами Коммунистического университета ходили на субботники с тачкой и достраивали здание. В 1934 году отец окончил университет и получил направление в Белоруссию. В 1937-м я вернулась в Москву учиться на рабфаке в Институте Мориса Тореза. Меня поселили в то же общежитие в Петроверигском, потому что у меня был маленький ребенок. Декан мне помог — дал ордер на комнату 168. Комната была одна на троих человек. Я жила там с мамой и маленькой дочкой. Условия в общежитии были очень хорошими. Все знакомые из института (и не только из института) приходили к нам принимать душ с горячей водой. Даже в войну у нас была горячая вода. Во время войны в нашем буфете бесплатно выдавали сырую крапиву и свекольную ботву для еды. Мы на переменах бегали домой и ее жевали. В сильные морозы занятия со студентами переносили в мою комнату. В 1943 году я окончила вуз и стала работать преподавателем в том же Мориса Тореза. А в общежитии продолжала жить до конца 1940-х годов».
НИКИТА КРИВОШЕИН, переводчик. Родился в 1934 году во Франции в семье белых эмигрантов, в 1947 году его семья переехала в СССР, в 1971 году он вернулся обратно в Париж. «Общага иняза в Петроверигском в начале 1950-х была по сравнению с подобными студенческими заселениями для иногородних местом номенклатурным. Его обитателям завидовали постояльцы старого общежития МГУ на Стромынке, не говоря о тех, кому посчастливилось пребывать в окраинных студенческих поселениях технических вузов. Конструктивистское здание 1930- х годов, очевидно, задуманное в соответствии с мечтами о коммунальной жизни вместе-сообща, состояло этажей из восьми и комнат, вмещавших не тесно по четыре человека, никак не более. Другие институты легко помещали своих учащихся по 15–20 человек на комнату. Режим содержания студентов был жестче, чем в других общежитиях: шум, грязь, пустые бутылки были под табу. Неукоснительное закрытие дверей в 22 часа, хоть где хочешь ночуй. Иногда проходили вечера с самодеятельностью или лекциями. Уже после 1953 года кому- то, знавшему, что у меня есть несколько книг об импрессионистах, пришло в голову попросить меня на таком вечере об этой живописи рассказать, что я и сделал. Скандал вышел непомерный, вплоть до ректора института, сталинистки Пивоваровой. Досталось не мне, а кому в голову этот вечер пришел. Контингент — в основном провинциалы, принятые по путевкам —рекомендациям райкомов комсомола, большое количество фронтовиков, лет далеко за 30, с ними хорошо выпивалось. Скверные воспоминания остались о северных корейцах: роботизация у них получилась примерная и скорая. Тот, который нам достался, перед сном вставал в позу плаката и громко на своем языке декламировал оду Ким Ир Сену. Отговорить было невозможно».
Мощные лестничные башни размещены в местах сочленения корпусов. Сохранились оригинальные деревянные лестничные ограждения. Лестничные марши освещаются через сплошные вертикальные окна.
Несмотря на нехватку мест в общежитии, половина здания уже много лет пребывает в аварийном состоянии.
МАРИЯ ЮНИЛАЙНЕН. Приехала из Петрозаводска, учит итальянский и английский языки.
Сейчас в здании располагается общежитие для российских студентов Лингвистического университета. По их рассказам, комнату здесь получить очень сложно, и практически все иногородние вынуждены первые курсы снимать квартиру, регулярно умолять администрацию и даже писать правительству.
«Мною была написана тонна писем, чтобы попасть сюда. На первом курсе вообще нереально поселиться. Тут появился мальчик с первого курса, и все ломают голову, как же у него это получилось. Здесь живут только очень пробивные ребята. Наша общага называется „домиком фей“, так как тут в основном девочки, они ходят во всяких розовых одеждах, спускаются в душ в халатиках мимо изумленных студентов, которые учатся на первом и втором этажах».
ФЕДОР КОКОРЕВ. Приехал из Самары, учит китайский язык. «Мне пришла идея собрать людей с нескольких этажей, чтобы всем вместе читать любимые стихи. Мы читаем много разных стихов, начиная от Пушкина и Лермонтова и заканчивая Верой Полозковой и авторами, которые публикуются в Сети. Мы собираемся на лестничной площадке и используем стол вместо табуретки. Недавно одна девушка читала по памяти Бодлера „Цветы зла“».
Источник: The Village
В Контакте: santandrey
По вопросам сотрудничества: reklama@anothercity.ru
Для ваших анонсов о ваших событиях и интересных местах: anons@anothercity.ru
По вопросам работы портала: admin@anothercity.ru