Зимой в прошлые века в Москве проходили знаменитые балы, на которых родители искали партию повыгоднее для своих дочерей. О ярмарках невест рассказала научный сотрудник Музея Москвы Лариса Скрыпник.
— Николай Васильевич Гоголь в «Петербургских записках 1836 года» писал: «Москва женского рода, Петербург - мужеского. В Москве всё невесты, в Петербурге всё женихи». В Москве конца XVIII - начала XIX в. именно в эти зимние дни шла нескончаемая череда балов. Когда устанавливался прочный зимний путь, провинциальные помещики приезжали в столицу пристроить своих дочерей. Выезжали на дормезах - огромных закрытых каретах, эдаких сундуках на колёсах и с окнами. Их в шутку называли «Ноев ковчег». Там были спальные места, можно было загрузить много припасов, чтобы в Москве не слишком тратиться. Ехали медленно - карета тяжёлая. У Пушкина в «Евгении Онегине» Татьяна Ларина едет в Москву как раз на ярмарку невест:
«Не на почтовых, на своих,
И наша дева насладилась
Дорожной скукою вполне:
Семь суток ехали оне».
Кто-то останавливался у родственников - москвичи были в этом плане очень гостеприимными. Та же Татьяна Ларина приехала в дом на углу Большого и Малого Харитоньевских переулков (1):
«У Харитонья в переулке
Возок пред домом у ворот
Остановился. К старой тётке,
Четвёртый год больной в чахотке,
Они приехали теперь».
Но не всем так везло с роднёй. Салтыков-Щедрин в повести «Пошехонская старина» описывает, как его семья вывозила старшую дочь Надежду в Москву на ярмарку невест. Девушка была не красавица, без большого приданого, и в родном городе женихов совершенно однозначно ей было не найти. Салтыковы-Щедрины снимали крохотный особнячок в одном из арбатских переулков, спать приходилось всем вповалку, экономили на всём, потому что деньги нужны были для нарядов провинциальной невесты Надежды.
Московские балы - ярмарки невест шли в Благородном собрании, Университетском пансионе и многих домах. Молодые люди успевали посетить за вечер несколько балов, присматриваясь к девицам. Как пишет Пушкин в «Путешествии из Москвы в Петербург»: «Москва славилась невестами, как Вязьма пряниками». Были балы, которые гремели на весь город. Например, у Кологривовых на Тверском бульваре. О Прасковье Юрьевне Кологривовойнаписано у Грибоедова. Молчалин говорит:
«Балы даёт нельзя богаче,
От Рождества и до поста».
Часть этого особняка сохранилась и оказалась внедрена в здание Театра Пушкина на Тверском бульваре (Тверской б-р, 23) (2) . Архаровы на Пречистенке тоже не отставали. Иван Петрович Архаров - московский военный губернатор, благодаря которому в нашем языке появилось слово «архаровцы»: так назывались его полицейские. Гостей бывало столько, что кареты не помещались во дворе и загромождали все переулки, невозможно было «припарковаться».
Но самый знаменитый бал давали в здании Благородного собрания (Большая Дмитровка, 1/6, нынешний Дом союзов) (3) .Слеталась блестящая гвардейская молодёжь из Петербурга, собиралось порой до 5 тысяч человек.
Существовал строгий бальный этикет. Танцевать с одной девушкой, даже если она вам очень понравилась, больше трёх раз считалось неприличным. Иначе юноше или мужчине, как честному человеку, пришлось бы жениться на ней.
Московские ярмарки невест были очень волнительны для родителей - решалась судьба не только дочери, но и всей семьи (если удастся заключить выгодный брачный союз). Матушки воспринимали каждого танцовщика как потенциального жениха. Поэтому на балах всегда сопровождали девушек и очень внимательно следили, с кем дочь танцевала, не тянется ли за молодым человеком шлейф скандалов, из какой семьи, можно ли рассчитывать на шикарную партию. Слово «танцор» тогда было по сути синонимом слова «жених». Мы и сейчас используем в речи слова «вытанцовывается», если всё отлично, или «не вытанцовывается», если что-то не сложилось. На балу можно было «вытанцевать» себе хорошую партию. Поэтому обучению танцам уделялось большое внимание. Для того чтобы ребёнок ставил ноги в правильную позицию, использовались варварские методы. Ногу зажимали деревянными станками-тисками и потом выкручивали, чтобы поставить в правильную позицию. Иногда до тех пор, пока не раздавался хруст - кость ломалась...
Знаменитый танцмейстер Пётр Андреевич Йогель устраивал детские балы. Туда приходили взрослые мужчины, чтобы посмотреть на 14-15-летних девочек, которые вскоре выйдут в свет.
Пушкин купил приданое
Так Александр Сергеевич Пушкин увидел впервые Наталью Гончарову. Йогель снял зал в усадьбе на Тверском бульваре, 22 (ныне там находится здание МХАТ им. Горького) (4). Танцевавшая Наташа произвела на поэта сильное впечатление. Как Пушкин говорил позже, она была ещё девочкой, красоту её едва начинали замечать в свете. Её никуда не вывозили, но увидеть и понять, какая необыкновенная красавица вырастет, было можно.
Несмотря на красоту, Гончарова не была нарасхват. Как у невесты у неё не было приданого. Ей приходилось ходить на балы в старых туфлях и не очень хороших перчатках. Её отец Николай Афанасьевич упал с лошади, ударился головой, что вызвало необратимые последствия. Он страдал психическим заболеванием, много пил и потратил всё состояние. Семья оказалась в тяжёлом положении. Мать девушки, Наталья Гончарова-старшая, потребовала от Пушкина, чтобы он... купил ей приданое! И Пушкин вынужден был заложить деревеньку и на часть денег, которые получил, купил приданое для своей будущей невесты.
Венчались они 18 февраля 1831 г. в храме Вознесения Господня у Никитских ворот (Большая Никитская ул., 36) (5). Перед церковью теперь стоит ротонда, где под крышей маленькие скульптурки Натальи и Александра. А внизу фонтан, в одной из ниш его парапета есть металлическая табличка, на которой написано «Чистая вода». И она в самом деле питьевая.
Заканчивались ярмарки невест с завершением Масленицы перед наступлением Великого поста.
Если всё складывалось благополучно, молодой человек начинал приходить в дом, ему разрешали пообщаться с девушкой в присутствии родителей.
А те, кому не посчастливилось найти жениха или невесту, уезжали домой. Чтобы на следующий год снова приехать на ярмарку невест...
Источник: АиФ
