«Детство моё прошло в театрах», - вспоминает телеведущий.
- Моя родина, главный дом жизни, - это Скатертный пер., д. 5а (1). Моё детство до 8 лет прошло там. Огромная была квартира, 9-комнатная, где я гонял на велосипеде. Полное счастье. Единственный минус - в этой квартире жило ещё 7 семей. Обычная московская коммуналка. Мы умещались в двух маленьких комнатках впятером: в одной - мои родители, в другой - бабушка с дедушкой... Остальной контингент - от милейших интеллигентных людей до законченных алкоголиков. Но я со всеми дружил. Мой главный друг был Хабибуль - сын нашего дворника Хабибуллина, который стал невольным участником следующей сцены. Однажды мама бежала за автобусом, поскользнулась и очень серьёзно сломала ногу, начались больницы… Моя бабушка Раиса Самойловна Ширвиндт, к сожалению, в 54 года ослепла от глаукомы. Бабушка была моей абсолютной подругой. У неё одесские корни, она работала в филармонии, открыла стране Бернеса...
И вот как-то приходит папа с ипподрома (ул. Беговая, д. 22) (2), куда он частенько ходил по воскресеньям смотреть скачки. Приходит выпивши... Заходит в квартиру, спотыкается на чём-то и грохается. А в коридоре общий телефон, по которому я разговариваю. И папа, лёжа на полу, слышит такой текст: «Нет, Хабибуль, я не пойду с тобой гулять. Понимаешь, мама в больнице, бабка слепая, а папаша пьяный валяется». (Чтобы пойти гулять на Тверской или Гоголевский бульвар, надо было, чтобы кто-то тебя перевёл через дорогу.)
Каким Ширвиндт был отцом? Он орал на меня так, что стены тряслись. А я пугался так, что стены дрожали. И ни он, ни я в серьёзность происходящего не верили. Но мы обозначали правила: папа - что он меня воспитывает, я - что его боюсь. Отец говорит, он меня ни разу пальцем не тронул, но я отлично помню, как он меня однажды бил резиновой вьетнамкой...
Квартира моего прадеда по материнской линии была во 2-м Обыденском пер., д. 10(3). Владимир Николаевич Семёнов был главным архитектором города Москвы, по его плану разработан Генеральный план реконструкции столицы. Мой прадед построил первый в Советском Союзе кооперативный дом. И ему дали квартиру на третьем этаже в этом доме. Там рядом есть храм Илии Пророка Обыденного (2-й Обыденский пер., д. 6) (4). Оказывается, был такой наказ: если купец проворовался, он в знак искупления мог построить храм. А в знак особого искупления он строил храм в один день - об один день. Обыденный...
Дача - ещё одна моя родина. Она построена была моим прадедом в 1935 г. Это Новый Иерусалим в Подмосковье, посёлок НИЛ - наука, искусство, литература. Там жили Эренбург, Бабель, Ойстрах, академик Веснин. Такая богемно-академическая элита. НИЛ и сейчас существует с этой аббревиатурой, а открыл его мой прадед. Владимир Николаевич построил на даче террасу, фотографии которой до сих пор публикуют в английских журналах - 20 статей минимум вышло.
Там познакомились мои родители. Папа бывал в гостях на даче у знаменитогочтеца Дмитрия Журавлёва (он был другом моей бабушки). А на маминой даче жила корова, её доили. Папа мой патологически любит молоко и приходил за ним. Сказал, что женился из-за коровы...
Любит варёный лук
Детство моё прошло в театрах. Сперва я шастал в Театр Ленинского комсомола (ныне «Ленком», ул. Малая Дмитровка, д. 6) (5), потом вместе с папой перешёл в Театр на Малой Бронной (ул. Малая Бронная, д. 4) (6). В этом же здании мы с друзьями недавно открыли домашнее кафе, куда отец с мамой очень любят заходить покушать.
В 1970 г. Александр Ширвиндт начал работать в Театре сатиры (Триумфальная пл., д. 2) (7). Помню, шла «Женитьба Фигаро». Андрей Миронов - Фигаро, мой папа - Граф. Играли Вера Васильева, Пельтцер, Менглет, Корниенко - весь цвет театра. Я уныло сижу за кулисами. Вдруг приходит один мой товарищ, тоже «театральный ребёнок», и в узком проходе ставит стул передо мной. И смотрит на меня. Я беру свой стул, ставлю перед ним и сажусь. Всё, уже играем, кто кого победит. В итоге в очередной раз переставляю стул, а мой товарищ - почему-то нет... Идёт главный монолог Миронова, он 15 минут бегает, рыдает, подозревая в измене Сюзанну. В какой-то момент он поворачивается - и вдруг у него глаза становятся размером с блюдце. Миронов видит меня и забывает текст. Я думаю: что такое? Оглядываюсь и понимаю, что сижу в беседке на сцене. Вижу весь зал. То есть я на сцене сижу на этом стульчике. Хватаю стул, начинаю метаться, назад за кулисы меня не пускает этот парень. Через всю сцену убегаю со стулом и заворачиваюсь в кулису. Простоял так весь антракт дрожа. А Миронов носился и кричал: «Где он? Я его убью!»
Кстати, в здании театра раньше был конный цирк братьев Никитиных - с крыши гостиницы «Пекин» можно увидеть, что остался купол.
Когда мои родственники разменяли главную квартиру моего прадеда и свои коммуналки, у всех получились квартиры. И мы с мамой, папой и бабушкой въехали в высотку на Котельнической наб., д. 1/15 (8). Когда к родителям приходили гости, например, Гердт, Миронов, Козаков, Державин, для меня это был счастливый момент. Не потому, что мог проникнуться величием этих знаменитых людей, а потому, что можно было сдристнуть во двор и никто про меня не вспоминал.
Третий этаж нашего дома окаймлён гранитным декоративным портиком - балконом длиной во всю высотку. Мама «отрезала» нам кусок метров 45, сделав перегородку из дикого винограда. Когда отец праздновал дни рождения, часто принимали гостей на балконе, человек 25 там запросто усаживались. А над нами был маленький типичный балкончик. Помню, Миронов договорился с соседями сверху, что они его пустят, и в разгар застолья неожиданно вышел с бокалом и говорил тост над нашими головами.
Сейчас шпроты не сильно популярны, но друзья отца, когда зовут его в гости, их покупают, зная: Ширвиндт обожает блюдо «Шпроты на вилке». Ещё две его любови - сырок «Дружба» и... Эту страсть не принимает никто, но это варёный лук. Все соседи на Котельнической набережной, когда заканчивают варить суп, морщась, приносят варёную луковицу на тарелочке отцу…
Источник: АиФ
